Андрей А. Орлов (Университет Маркетт)
… Сосуды разбились и сокрушились, потому, что они не были способны удержать излучающий свет, разлившийся из них… святые в своей смерти превращаются в эти Божественные искры....Хаим Виталь “Эц Хаим”
В 25-й главе Второй книги Еноха Господь открывает перенесённому в иной мир герою, жившему ещё до потопа, некоторые неведомые моменты таинства творения – эти подробности мы не найдём ни в ранних списках книги Еноха, ни в каких других иудейских источниках, относящихся к эпохе Второго Храма. Важнейший аспект этого откровения – исчисление порядка событий, предшествовавших творению видимого мира. Божество открывает созерцателю, что прежде всякого видимого творения Оно произвело из небытия светоносный эон Адоил, повелев ему стать основанием всех высочайших вещей. В этом отрывке описывается, как Адоил превратился в краеугольный камень творения, на котором Божество основало Свой Престол.
Выдающиеся исследователи иудейской мистики, такие как Гершом Шолем и Моше Идель, заметили, что это первоначальное перечисление в 25-й главе порядка появления тварных вещей составляет параллель порядку эсхатологических событий, о которых рассказано в 65-й главе, где говорится, что Енох, вернувшись на землю на короткое время, поведал своим детям таинство последних времён.2 Согласно наставлению Еноха, после страшного последнего суда время прекратит своё существование, и все праведники погрузятся в единый светоносный эон. Описание этого окончательного эона показывает черты поразительного сходства с изображением первоначального эона Адоила, представленного как основание порядка последующего творения. Похоже, во Второй книге Еноха подчёркивается, что праведный Енох, перенесённый на небо и преобразившийся в светоносное небесное существо, стал начатком эсхатологического эона, в котором все праведники будут составлять одно событийное целое.
В настоящей статье мы попытаемся исследовать истоки представления о светоносном эоне в славянской версии этого апокалиптического сочинения, в связи с общей ролью Еноха в эсхатологическом восстановлении мира.
Таинства творения – одна из важнейших тем Второй книги Еноха. Хотя во время своего небесного путешествия патриарх получил множество тайных знаний – знание о порядке творения занимает среди них особое место – это подчёркивается той простой особенностью, что тайны творения были открыты Еноху наедине Самим Божеством, и что это знание никогда не открывалось прежде никаким созданиям, даже ангелам. Такое над-ангельское ведение было даровано созерцателю после его преображения в небесного человека; и правильно было бы усмотреть в этом знании вершину всего тайного знания, которое седьмой допотопный патриарх получил в надмирной области. Обе редакции Второй книги Еноха, пространная и краткая, дают подробное описание этого откровения. Начинается оно с порядка событий, произошедших непосредственно перед тем, как было создано видимое творение. В краткой редакции Второй книги Еноха этот порядок даётся в таком виде:
Умышле же поставити основание, створити тварь видиму. Повелѣх въ преисподних, да взыдетъ едино невидимых видимо. Изыде Адоилъ, превелики зѣло, и смотрих его, и се то имый въ чревѣ вѣка великаго. И рѣх аз к нему: “Раздрушися, Адоилъ, и буди видимое разрѣшаемое ис тобе.” И разрѣши ся, и изыде из него великый вѣкъ, а тако носяща всю тварь, юже азъ хотѣх сотворити. И видѣх, яко благо. И поставих себѣ прѣстолъ, и сѣдох на немъ, свѣтови же глаголахъ: “Взыди ты выше и утвръди ся, буди основание вышнимъ.” И нѣсть превыше свѣта ино ничтоже.3
Важность этого отрывка показана тем, что эон Адоил стоит при начале всякого творения.4 Эта загадочная сущность должна рассматриваться как посредник в творении, возникший одновременно с творением благодаря самому своему участию в творении. В этом отрывке особо отмечены огромные размеры Адоила: он характеризуется как “превелики зѣло.” Он изображён как зачавший в себе всё творение, ибо он содержит в своём чреве изначальный великий эон. Не вполне понятно, описывается ли здесь происхождение одного эона из другого путём эманации. Можно также предположить, что образ Адоила связан с мифом о Первочеловеке (Адаме или Антропосе), особенно если иметь ввиду ту версию мифа, которая отразилась в “Герметическом своде,” где Первочеловек рассматривается как своего рода черновой оттиск всего сотворённого в мире, дающий начало видимым материальным формам – мотив, который в “Поймандре” передается через эротический образ соблазнения Первочеловека Природой, которая заключает идеал в свои материальные объятия. Во Второй книге Еноха такой же распад целостности Адоила также становится началом существования видимой действительности. Именно благодаря этому распаду Бог смог учредить первое видимое проявление порядка в тварном мире – Свой Престол. Замечательно, что в обеих редакциях славянского текста Божество повелевает Адоилу стать “основанием” высочайших вещей.5 Таким образом, Адоил явно показан как основание, поддерживающее всё творение. Для нашего дальнейшего исследования ключевым становится это терминологическое отождествление Адоила с основанием творения.
Обе редакции Второй книги Еноха подчёркивают, что распад целостности Адоила обеспечивает основание, на котором может быть установлен Престол Божий.6 Престол представляет собой место, с которого Бог надзирает развёртывание происходящего творения. В силу своего важного положения в процессе творения Престол, таким образом, понимается в нашем тексте как центр тварного мира.
Другой концептуальный момент, который является важным для нашего исследования – это образ Адоила как носителя откровения. Великий эон, однако, выражает тайну своего откровения не вербально, через слово, но через своё онтологическое состояние, а именно, путём изменения своей природы. Через распад его целостности. Такой нетривиальный способ выражения тайн весьма важен для нашего будущего анализа роли Еноха как носителя откровения и его онтологичекого участия в приоткрытии мистерий эсхатологического эона. В этом отношении интересно, что распад целостности Адоила описывается во Второй книге Еноха как откровение всего творения: “От света изошел Век огромный, являя [собой] все создания, которые замыслил Я сотворить.”7
Наконец, ещё один важный момент в изображении Адоила – это постоянные ссылки на его светоносную природу. Этот мотив светоносности первоначального эона лучше всего просматривается в пространной редакции, в которой говорится не просто о внешней светоносной природе этой первичной сущности, но также и о её внутреннем свете. Эта внутренняя светоносная природа великого века описывается через образ рождения великого света: “И сказал Я ему: “Разрешись Адоил, и пусть видимое родится от тебя.” И он разрешился и вышел [из него] свет превеликий, и Я был среди света […]. От света изошел Век огромный, являя [собой] все создания, которые замыслил Я сотворить....”8
Рассмотренный выше рассказ Божества о первом творении в 25 и 26 главах славянского апокрифа затем повторен в краткой форме в главе 65, где Енох пытается передать своим сыновьям и всем людям земли то знание, которое он получил во время небесного странствия. В этом довольно сжатом описании даны подробности космологического плана, объясняющие не только возникновение творения, но и его конечную судьбу.
В главе 65 говорится о наставлениях, которые седьмой допотопный патриарх спешит передать человечеству до своего второго и окончательного ухода на небеса. Важность сообщаемой вести подчёркнута её особым конечным положением в тексте апокрифа, где она выступает итогом всех откровений, полученных Енохом ради всего человечества.
Также мы можем видеть определенную параллель между этим отрывком и возвещениями самого Господа Еноху о тайнах творения. Как мы помним, эти возвещения Енох тоже получил в конце своего небесного путешествия, как итог откровений, и это знание было дано ему непосредственно от самого Господа, в отличие от прежних небесных тайн, переданных ему ангелами, сопровождавшими его душу, и ангелом Веревеилом.
Одной из интригующих черт этого загадочного откровения является то, что не только порядок сообщения созерцателем последней и высочайшей тайны людям совпадает с порядком сообщения Богом Еноху величайшей тайны творения, но и то, что подробности двух сообщений демонстрируют множество сходств. Это тайное знание, переданное обитателям земли, может рассматриваться как своего рода сокращённый обзор великого откровения, полученного вознесённым патриархом в 25-й и 26-й главах. Вот что говорится в краткой редакции (2 Ен. 65:1-11):
Отвѣща Енохъ к людемъ своим, глаголя: “Слышите, чада моя. Преже, да иже вся не бышя, преже, да иже не оста вся тварь, постави Господь вѣка тварнаго, и по томъ сътвори всю тварь свою, видимую и невидимую, и по том же всѣм созда человѣка по образу своему, и вложи ему очи видѣти, и уши слышати, и сердце помышляти, и умъ съвѣтовати. Тогда разрѣши Господь вѣк человѣка ради, и раздѣли на времена и на часы, да размышляетъ человѣкъ временъ прѣмѣны, и конца зачала лѣтъ, и конци мѣсяць, и дний, час, и дасть свою жизнь и смерть. Егда скончает ся вся тварь, юже сотвори Господь, и всякъ человѣкъ идетъ на Суд Господень Великый, тогда времена погибнут, и лѣтъ к тому не будетъ, ни мѣсяци, ни дни, и часа к тому не почтут ся, но станетъ вѣкъ единъ. И вси праведници, иже убѣгнутъ суда великаго Господня, прикупят ся Вѣцѣ Велицѣмъ, купно прикупят ся праведницѣх, и будутъ вѣчнѣи. К тому не будетъ в них труда, ни болѣзни, ни скорби, ни чааниа нужна, ни усилиа, ни нощи, ни тмы, но свѣтъ великъ будет имъ выину. И стѣна неразорима, и рай великъ будетъ имъ кровъ жилища вѣчна. Блажени праведници, иже избѣжать Суда Великаго Господня, зане просвѣтят ся лица яко солнце.”9
Патриарх начинает своё повествование с отсылки к важнейшей теме первоначального эона, уже известной читателю из передачи откровения в 25-й главе Второй книги Еноха. Первичные события бытия, и составляющие содержание этого откровения, поставлены в соответствие с теми событиями, которые будут сменять друг друга в последние времена. Согласно славянскому апокалипсису, последним действом будет восстановление целостности творения: всё творение будет вмещено в единый эон, который вберет в себя всех праведников мира. Как сказано в тексте апокрифа: “И все праведники, которые избегнут наказания Господнего великого, соединятся в Веке Великом.”10 Это окончательное включение всего творения в единый эон вызывает в памяти изначальный распад целостности Адоила, некогда давшего рождение множеству тварных форм. В приведённом отрывке описывается тотальная катастрофа пространственного и временного устройства, в которой “исчезнут времена, и лет больше не будет, и ни месяцы, ни дни, ни часы более не будут сосчитываться, но настанет век единый.”11
Очевидно, что конечное воссоединение тварных форм напоминает нам о первоначальной потере тварного единства: вмещение всех вещей в окончательный эон не может не ассоциироваться с путями распада первичного эона Адоила. Назовём те черты, которые являются общими для обоих эонов.
Оба эона отличаются светоносностью. Сразу вспоминается, что символика света пронизывает всё описание Адоила, который, согласно пространной редакции Второй книги Еноха, не просто имеет световую природу, но и зачинает великий свет. Как и первоначальный эон, эсхатологический эон также излучает сияние. Согласно Второй книги Еноха праведники, составившие этот последний эон, будут иметь там “великий свет.”12 В краткой редакции светоносность последнего эона дополнительно обозначена тем, что лица праведников, в него вошедших, “озарятся ... подобно солнцу.”13
Как мы уже говорили, в откровении о сотворении мира Адоил изображён как основание видимых вещей, как земных, так и небесных, включая самое место пребывание Божества – Его Престол. С учётом явной параллели описаний первого и последнего эона, в составе эсхатологического эона также следует искать идею “основания.” Хотя эта идея в данном случае не так явно выражена, как в рассказе о начале творения, ряд деталей косвенно указывают на неё.
Комментируя отождествление последнего эона с праведниками, Моше Идель отмечает, что в иудейской мистике праведники часто изображаются как основание космического порядка. Исходя из этого отождествления, Идель выдвигает гипотезу о том, что во Второй книге Еноха наличествует скрытая параллель между изначальным и конечным основаниями, где первое представлено эоном Адоилем, а второе – эсхатологическим эоном праведных.
В монографии, посвящённый символизму столпов в иудейской мистике, Идель приводит отрывок из Книги Бахир, в котором праведник описывается как столп, достигающий неба:
Существует столп от земли до неба, и имя ему Цадик [праведник], как мы и называем праведных людей. Когда в мире есть праведники, столп стоит твёрдо, а если нет, то он ослабевает. На этом столпе держится весь мир, ибо, как написано “праведные – основание мира.” Но когда столп ослабевает, он не может поддерживать мир. Поэтому если в мире даже один праведник, на этом праведнике держится весь мир.14
Идель отмечает, что в этом отрывке слово “праведник” употреблено в двух смыслах: в мире существуют праведники, но также всегда существует космологический праведник, от наличия которого зависит само существование мира.15 Идель возводит такое понимание праведности как миродержательного начала к мистическому концепту, отразившемуся во Второй книге Еноха, где “великий век, тождественный основанию мира, предназначен для праведных.”16
Идель приводит также традицию, переданную в трактате Хагига Вавилонского Талмуда, где праведник изображён не только как этическое, но и как космологическое основание мира:
Согласно учению рабби Иосия сказал: Горе людям, которые видят, но не знают, что они видят, которые стоят, но не знают, на чём они стоят. На чём утверждена земля? На столпах. Поэтому и сказано: “Кто сдвинет землю с места её и столпы её поколеблет?” … Но мудрецы говорят: “Мир утверждён на двенадцати колоннах, почему и сказано: Он утвердил границы людям по числу колен чад Израиля. А некоторые говорят, что столпов семь, потому что сказано: И утвердила она столпов семь. Рабби Елеазар бен Шаммуя говорит: Мир утверждён на одном столпе, и имя ему “праведник,” поэтому сказано: “Праведник – основание мира.”17
Конечно, можно попытаться свести эти высказывания учителей к простому указанию на то, что нравственное поведение поддерживает правильный порядок устройства мира. Но Идель отмечает, что отрывок из Хагиги Вавилонского Талмуда говорит не только о моральном, но и о космологическом благоустроении. Он замечает: “отрывок из Хагиги – это краткое, но исключительно важное рассуждение, представляет собой часть мифопоэтической космологии, а вовсе не набор указаний на бытовое благочестивое поведение. Если говорить точнее, основным контекстом обсуждения является космология, и вопрос о моральных требованиях к праведнику становится побочным.”18
Важным моментом в Хагиге является представление о седмеричной структуре основания мира.19 Поэтому замечательно, что пространная редакция Второй книги Еноха (2 Ен. 66: 8) настаивает на тотальной седмеричности последнего эона. Такое откровенное предпочтение седмицы, как организующего принципа этого последнего эона, можно считать параллелью к позднейшей раввинистической традиции, говорящей о семи столпах, на которых утверждена земля.20
Представляется не случайным, что впечатляющее откровение о последнем веке праведных исходит из уст седьмого допотопного патриарха, который в ранних иудейских преданиях был прославлен своей образцовой праведностью. В свете этой идеи получателя великого откровения как образцового праведника нужно внимательно рассмотреть мотив праведности Еноха, как он представлен в ветхозаветных апокрифах. Эпитет “праведник” прилагается к нашему герою уже в начале его легендарной истории, где его праведность напрямую противопоставлена порочности допотопных людей и преступлениям Стражей – ангелов сошедших с небес и вступивших в противозаконный союз с земными женщинами.
Уже в первых стихах одного из самых ранних апокрифов, героем которого является Енох, Книге Стражей (1 Ен. 1:2) патриарх определяется словами “праведный муж.” Далее (1 Ен. 15:11) мы встречаем то же самое определение, на этот раз исходящее из уст самого Господа: “Он ответил мне и сказал мне гласом Своим: ‘Слушай и не бойся, Енох, муж праведный, пишущий правду....’”21 Помимо личной праведности патриарха, позволившей ему стать примером праведного поведения для будущих поколений, в этом отрывке также подчёркивается, что Енох был учителем правды в буквальном смысле. Он должен был восстанавливать и поддерживать моральный и космический порядок допотопного мира распространением призывов к покаянию и грозных пророчеств, полученных им от Бога и Его ангелов.22 Повествования о Енохе, относящиеся к более раннему времени (1 Ен. 12:4 и 15:11) не раз называют его “Писцом Праведности,” то есть письменно распространяющим требования, ведущие к праведности.23
Повествования о Енохе раннего времени подтверждают ещё в одном смысле эсхатологическую задачу Еноха как праведника. Согласно Первой книге Еноха, седьмой допотопный патриарх посещает загадочное место, именуемое “райским садом праведности.” Это словосочетание можно считать обозначением эсхатологического собрания всех праведников, о котором также говорится в 65-й главе Второй книги Еноха.
Как уже указывалось, ранние апокрифические повествования о Енохе особо отмечают разительную противоположность праведности Еноха и греховности допотопных людей, когда преступления ангельских Стражей было началом нравственной и космологической катастрофы, которая привела человеческий род и всю природную среду к неизбежной гибели. В этой катастрофической смене событий, угрожающей всему мирозданию, Енох остаётся единственным праведником, на которого ещё может опираться порядок тварных дел. Таким образом, он, как может, служит столпом допотопного мира. Важность Еноха как защитника и столпа творения ещё раз утверждается в Книге Юбилеев, которая выводит патриарха как всемирную дамбу, не пускающую воды потопа. Как говорится в Книге Юбилеев (Юб. 4, 23), благодаря Еноху “вода потопа не дошла до земли Эдемской, потому что он встал там как знамя и свидетельство за всех людей, дабы поведать все деяния, произошедшие до дня Суда.”24
Роль Еноха как столпа, на котором держится мир, не была забыта и в позднейшей иудейской книжности. Исследование Иделя указывает на важную традицию, сохранённую для нас позднейшей иудейской мистикой, в которой патриарх Енох изображается как основание, на котором держится весь мир: “… Праведник есть основание мира. Ради одного праведника и длится мир, и такой праведник – Енох, сын Иареда.”25 Очевидно, что создатели этого предания черпали своё вдохновение из ранней енохической литературы, и поэтому знали о тех деяниях и достоинствах седьмого патриарха, о которых в Библии не сообщается. Они попытались осмыслить образ Еноха как столпа мира, способного поддерживать моральное и космологическое устроение мира, посреди того хаоса отношений и действий, который отличал допотопных грешников.
Следует заметить, что понимание Еноха как столпа, на котором основывается мир, свойственно также и поздней иудейской мистике, в которой небесный двойник седьмого патриарха, верховный ангел Метатрон, обычно понимался как сила, поддерживающая весь мир.26 Космологическое значение Метатрона подтверждается прежде всего обозначением его служения как “правитель мира” или “владыка мира”27 (Mlw(h r#) – об этом его служении говорится уже во Второй книге Еноха.28 Позднее эта идея была развита в мистике Чертогов (Хейхалот), включая Книгу Чертогов (Сефер Хейхалот)29.
Примечательно то, что управление миром, приписываемое Еноху-Метатрону, включает в себя не только администрирование человеческих дел, но также и поддержание привычного порядка в природе. Моше Идель ссылается на трактат Семьдесят имён Метатрона, в котором описывается, что этот ангел вместе с Богом поддерживают мир в своих руках.30 Мотив Божества и Его главного помощника, держащих мир в своих ладонях, был далее концептуально разработан в традициях Шиур Кома31 и Хейхалот, где Енох-Метатрон обладает телесностью вселенского масштаба, сравнимой с манифестациями самого Божества, и поэтому часто изображается как “мера Божественного тела.”32
Однако, важный вопрос заключается в том, каким образом можно соотнести эти позднейшие иудейские свидетельства, в которых Енох-Метатрон выведен как основание или столп мира, с той картиной, которую мы находим во Второй книге Еноха? Можно ли предположить, что создатели этой книги пытались изобразить Еноха как эсхатологический столп мира, который с самого своего начала участвует в последнем эоне праведности, и потому может рассматриваться как начаток эсхатологической жатвы? Ведь подобно тому, как Адоил предвосхищает первоначальный эон, дающий начало всему творению, Енох также предвосхищает будущий эсхатологический эон, когда всё творение погибнет в катастрофе, а праведники будут спасены, будучи собраными в одном месте блаженства.
В этой перспективе, Адоил и Енох должны рассматриваться как уникальные примеры вселенской полноты, ибо их сущностные свойства являют первоначальное и окончательное состояние творения, и можно сказать, что они являются своего рода олицетворениями этих эонов. Обоих персонажей объединяет одно важное качество – светоносность, которое следует считать знамением начала и конца времён.
В 66-й главе Второй книги Еноха развивается тема состояния праведников в последнем эоне. Они изображены там как светоносные создания: “блаженны праведники, которые избегнут Суда Великого Господнего, ибо озарятся лица их подобно солнцу.”33 Предание о том, что праведные люди источают свет опять привязано в нашем тексте к истории главного героя – ведь сам седьмой допотопный патриарх несколькими главами ранее претерпел свой собственный драматический переход к состоянию светоносного небесного существа.
Эта традиция позволяет предположить, что Енох, который в 22-й главе претерпевает пресветлое преображение пред Лицом Божиим и превращается в сияющее небесное существо, становится первенцем будущего эона, когда все праведные люди сподобятся стать светоносными. Эта эсхатологическая светоносность явно напоминает о первоначальном состоянии Адоила, и что гораздо важнее, о неизбывной светоносности Адама до его падения в Эдемском саду – тому состоянию непорочности, которое он утратил по причине греха.
Превращение Еноха в светоносное небесное создание предполагает и другое его свойство, раскрывающееся в эсхатологической перспективе. Это свойство, упомянутое в описании Енохом будущего эона праведных может быть обозначено как состояние нетленности. Енох говорит, что в конце времён все праведники, избежавшие великого суда Господня, обретут состояние в котором не будет места невзгодам и болезням: “И все праведники, которые избегнут наказания Господнего великого, соединятся в Веке Великом ... и будут пребывать (там) вечно. И более не будет им ни труда, ни болезни, ни скорби, ни ожидания невзгод, ни тягот, ни ночи, ни тьмы; свет великий будет для них всегда ... озарятся лица их подобно солнцу.”34
Особый упор, который делается на нетленность будущего состояния праведных, собранных в последнем эоне, не может не вызвать в памяти обретённое патриархом положение небесного человека. На обретённую патриархом Енохом нетленность намекают слова, сказанные им во время его краткого возвращения на землю. Как мы помним из повествования, после того, как патриарх преобразился в светоносного мужа, Бог посылает его назад в мир, чтобы он смог передать небесное знание своим детям и людям земли. Далее мы узнаем, что во время его земных наставлений, его сын, Мафусаил попросил у отца дозволения приготовить ему немного еды, чтобы Енох мог восстановить свои силы. Но побывавший на небесах праведник вежливо отказывается от пищи, сетуя на то, что земная еда никак не согласуется с его нынешним состоянием:
Отвѣща Мефусаломъ отцеви своему Енохови: “Что есть годѣ очима твоима, отче? Да сотворимъ брашна пред лицемъ твоимъ. Да благословиши храмы наша и сыны своя, и вся домочадца твоя, прославиши люди своя, да тако по томъ отидеши.” И отвѣща Енох сынови своему, и рече: “Слыши, чадо, от дни, иже помаза мя Господь елѣемъ славы своея, и страшно бысть мнѣ, ни сладит ми брашно, ни ми ся хощетъ о земномъ брашнѣ. Но взови братию свою и вся домочадца наша, и старци людстѣи, да поглаголю к ним и отиду.”35
Здесь мы видим важнейшую связь между переменами в его природе, произошедшими во время пресветлого преображения пред Престолом Славы и недавно приобретённым состоянием нетленности, которое показывает, как будут жить праведники в будущем веке.
Итак, Енох, которому приписана нетленность, достижимая только в эсхатологическое время, выступает здесь как первенец будущего века праведных, или, быть может, как один из тех, кто уже участвует в этом будущем веке. Замечательно, что во время этой последней встречи Енох говорит сыновьям, что он готов отправиться на высочайшее небо в своё “вечное достояние.”36
Как мы уже отмечали выше, описание начала творения во Второй книге Еноха определяет Адоила как носителя откровения. Распад его целостности представляет из себя своего рода откровение, обнажающее порядок тварных дел: “От света изошел Век огромный, являя [собой] все создания, которые замыслил Я сотворить.”37 Подобный же модус онтологического откровения присущь и Еноху.
В связи с этим интересно то, что в славянском апокалипсисе Енох не просто рассматривается как первенец последнего эона, благодаря наличию в нём множества качеств будущей жизни, но он также свидетельствует о последнем эоне, в словах и делах передавая откровение о его свойствах. Подобного откровения мы не встречаем в других частях апокрифа, даже в обращении Божества к носителю откровения, когда Божество открывает созерцателю самые глубокие тайны всего мира, Оно не упоминает о последнем эоне.
Служение Еноха как носителя откровения о самых сокровенных тайнах мира вовсе не является инновацией создателей Второй книги Еноха, потому что такое служение выступает как неотъемлемая часть судьбы героя, начиная уже с месопотамских прототипов Еноха. Один из таких прообразов, седьмой допотопный царь Энмедуранки часто характеризуется как носитель откровения и как “хранитель (букв.: хранение) тайн великих богов.”38 Названные титулы предвосхищают приписанное Еноху служение носителя откровения и знатока тайн. В поздней енохической литературе связанной с легендами о Метатроне седьмого допотопного патриарха часто наделяют званием “Знаток тайн”
(Myzr (dwy).39 Посвящение в тайное знание станет одной из фундаментальных обязанностей патриарха в различных изводах енохической традиции: там будет сообщаться о том, что за своё краткое прибывание на земле он успел передать своим сыновьям и другим людям множество астрономических, метеорологических, календарных и эсхатологических знаний. Ведение тайн включается в число обязанностей Метатрона в традиции Меркавы, где Метатрон отвечает за передачу высочайших тайн низшим, чем он, “владыкам,” а также всему человечеству.
Во Второй книге Еноха, однако, нас поражает то, что патриарх передаёт откровение не только устами, но и самой онтологической ситуацией, т.е. он показывает, как будет устроена жизнь будущего века, своим светоносным преображением и праведностью. В настоящем веке он многообразно предвосхищает события, которые произойдут в конце времён, когда праведники всего мира соберутся вместе. Подобно Адоилу, открывающему первоначальный век, сокрытый в его чреве, собственной природой и распадом собственной целостности, Енох также открывает своей преображенной сущностью эсхатологический эон, предвосхищая то состояние, которое будет достигнуто в будущем всеми праведниками.
Когда мы говорили об Адоиле как об изначальном “столпе,” мы отмечали, что его можно отождествить с высочайшим священным основанием, на котором зиждется небесный Храм. В качестве небесного Храма выступает Престол Господень, изображённый в апокрифе как центр мира сотворённых вещей.
Замечательно, что как Адоил становится высочайшим основанием небесного Храма, так и Енох явно изображается как священное основание земного Храма. Во Второй книге Еноха, непосредственно после наставлений, которые Енох преподал своим сыновьям перед его окончательным вознесением на небеса, говорится, что первородный сын Еноха Мафусаил и его братья соорудили алтарь в Ахузане,40 на том самом месте, откуда произошло вознесение Еноха.
Так, место расставания героя с земным миром подаётся здесь как сакральный центр земной области, где и должны совершаться поставления священнослужителей и искупительные жертвы. Нельзя считать случайным, что во Второй книге Еноха Ахузань рассматривается как центр мира. Этот загадочный термин, дошедший до нас в славянском изводе, учёные возводят к евр. hzx), “священное достояние Божье” – слово, используемое в Книге пророка Иезекииля (Иез. 48:20-21), где оно употребляется по отношению к Иерусалиму и Храму.41
Подобно тому, как Адоил, начинатель времён, связан с небесным Престолом Божества, так и Енох, как провозвестник конца времён, отождествляется с земным воспроизведением Престола – Храмом. Подобные отождествления, служащие своего рода временными и пространственными скрепами повествования, имеют важнейшее концептуальное значение для богословской вселенной славянского апокалипсиса. Так, во Второй книге Еноха столь же явно прочитывается вертикальное сопоставление Престола и Храма, как и горизонтальное сопоставление начального и конечного времени.
Также Ахузань получает в тексте апокрифа дополнительный смысл, связанный с началом веков: он отождествляется с местом сотворения Адама. Первоначальные и конечные “столпы” таким образом являются поставленными в одном месте: начальная точка создания человеческого мира становится и местом возвещения будущего союза праведников.
В главе 64-й Второй книги Еноха мы встречаем упоминание о патриархе Енохе как об искупителе человечества. В этой главе говорится об особом почитании Еноха старейшинами людскими и всеми жителями земли на месте его второго вознесения на небо. В повествовании говорится следующее :
И бысть, егда глагола Енохъ сыномъ своимъ и княземъ людскымъ, слышите вси людие его и вся ближникы его, яко зоветъ Господь Еноха, и съвѣщаша ся, глаголюще: “Идемъ и цѣлуимъ Еноха.” И сниде ся до двою тысящь муж, и приидоша до мѣста Азуханъ, идѣже бяше Енох и сынови его, и старци людстѣи, и целоваше Еноха, глаголюще: “Благословенъ есть Господеви, Царю Вѣчному, нынѣ благослови люди своя и прослави на лици Господни, яко тя избра Господь повѣдателя, отяти грѣх нашихъ.” Отвѣща Енохъ к людемъ своим, глаголя: “Слышите, чада моя. Преже, да иже вся не бышя, преже, да иже не оста вся тварь, постави Господь вѣка тварнаго, и по томъ сътвори всю тварь свою, видимую и невидимую, и по том же всѣм созда человѣка по образу своему, и вложи ему очи видѣти, и уши слышати, и сердце помышляти, и умъ съвѣтовати….”42
Важная деталь этого обращения – это обозначение Еноха как того, кто “отнял грехи наши.” Приписанная Еноху роль искупителя может быть связана с его уникальной ролью в судьбе будущего эона праведных. Енох изображён в данном отрывке не просто как один среди многих праведников, и даже не как лучший из праведников, но как тот, кто способен привести к праведности. В связи с этим значимо то, что искупительная роль патриарха является связаной в вышеприведенном отрывке с темой творения и ролью Еноха как того, кто поведал людям о видимом и невидимом творении. Опять же, как в случае Адоила, связывающего невидимое и видимое творение, Енох также обладает тайной не только видимого тварного порядка, но и его невидимой составляющей.
В поздней иудейской мистике Енох-Метатрон изображается как путеводитель человеческих душ, сходный с Аватуром мандейской традиции. Там на седьмого патриарха ставшего великим ангелом возложена функция возведения человеческих душ к их окончательному предназначению.43 Вавилонский Талмуд44 и литература Чертогов45 делают упор на этом таинственном служении Метатрона, изображая его небесным учителем Торы, наставляющим души истинному ведению.46
Предпринятое нами исследование показывает, что позднейшая функция Метатрона как кормчего душ может быть найдена уже в таком памятнике, как Вторая книга Еноха, где говорится о непостижимом участии вознёсшегося на небо патриарха в эсхатологическом собирании человеческих душ, которые должны войти в окончательный эон праведных.47
Обетование о эсхатологическом собирании праведных душ в единую светоносную сущность даёт нам надежду, что сосуды первоначального света, разбитые в начале, непременно будут восстановлены в конце времён.
1 Перевод с английского языка выполнен Александром Марковым по следующей публикации: A. Orlov, “The Pillar of the World: The Eschatological Role of the Seventh Antediluvian Hero in 2 (Slavonic) Enoch,” Henoch 30.1 (2008) 119–135.
2 G. Scholem, On the Mystical Shape of the Godhead: Basic Concepts in Kabbalah (New York: Schocken, 1991) 98-101; M. Idel, Ascensions on High in Jewish Mysticism: Pillars, Lines, Ladders (Past Incorporated. CEU Studies in Humanities, 2; Budapest: Central European University Press, 2005) 75ff.
3 “ ... И помыслил я поставить основание, сотворить тварь видимую. И повелел я в преисподнях, да взойдет одно из невидимых в видимое. И вышел Адоил, огромный весьма, и увидел я, что во чреве (своем) содержит (он) век великий. И сказал я ему: ‘Разрешись, Адоил, и да будет видимое рождено из тебя.’ И разрешился (Адоил), и вышел из него век великий, несущий всю тварь, которую я хотел создать. И увидел я, что (это) хорошо. И поставил я себе престол, и сел на нем, свету же сказал: ‘Взойди ты выше, и утвердись, и будь основанием для высшего.’ И нет превыше света ничего иного ….” Навтанович, “Книга Еноха,” 3.216-217. В пространной редакции этот эпизод отличается более интенсивным использованием символики света: “ ... и замыслил Я поставить основание [и] создать видимое. И повелел Я в вышних, чтобы сошёл один из невидимых – видимый. И сошёл Адоил огромный. И посмотрел Я на него: и вот в чреве его был великий свет. И сказал Я ему: ‘Разрешись Адоил, и пусть видимое родится от тебя.’ И он разрешился и вышел [из него] свет превеликий, и Я был среди света […]. От света изошел Век огромный, являя [собой] все создания, которые замыслил Я сотворить. И увидел Я что это хорошо, поставил Себе престол и воссел на нём. И сказал Я свету: ‘Взойди выше престола, и утвердись, и будь основанием вышних.’ И нет выше света ничего иного …” В.М. Хачатурян, “Книга Eноха,” Апокрифы Древней Руси. Тексты и Исследования (под ред. В. Милькова; Москва: Наука, 1997) 51–52.
4 Об этимологии имени Адоил см.: A. Orlov, “Secrets of Creation in 2 (Slavonic) Enoch,” в: idem, From Apocalypticism to Merkabah Mysticism: Studies in the Slavonic Pseudepigrapha (SJSJ, 114; Leiden: Brill, 2007) 191–94.
5 “Взойди ты выше, и утвердись, и будь основанием для высшего.” Навтанович, “Книга Еноха,” 3.217; “Взойди выше престола, и утвердись, и будь основанием вышних.” Хачатурян, “Книга Eноха,” 51.
6 “И поставил я себе престол, и сел на нем .…” Навтанович, “Книга Еноха,” 3.217; “И увидел Я что это хорошо, поставил Себе престол и воссел на нём.” Хачатурян, “Книга Eноха,” 51.
7 Хачатурян, “Книга Eноха,” 51.
8 Хачатурян, “Книга Eноха,” 51.
9 “Отвечал же Енох людям своим, говоря: ‘Слушайте, чада мои. Сначала, когда всего не было, прежде, чем появилось все творение, создал Господь мир сотворенный, и после этого создал все творение свое, видимое и невидимое, и после всего этого создал человека по образу своему, и дал ему глаза видеть, и уши слышать, и сердце желать, и ум решать. Тогда освободил Господь мир ради человека, и разделил (век) на времена и часы, да размышляет человек о смене времен, и конце и начале лет, и окончании месяцев, и дней, и часов, да знает (о конце) своей жизни — смерти. Когда же перестанет существовать все, что сотворил Господь, и всякий человек придет на Суд Господа Великий, тогда исчезнут времена, и лет больше не будет, и ни месяцы, ни дни, ни часы более не будут сосчитываться, но настанет век единый. И все праведники, которые избегнут наказания Господнего великого, соединятся в Веке Великом, вместе соединятся праведники, и будут пребывать (там) вечно. И более не будет им ни труда, ни болезни, ни скорби, ни ожидания невзгод, ни тягот, ни ночи, ни тьмы; свет великий будет для них всегда. И стена неразрушимая в раю великом будет защитой их жилища вечного. Блаженны праведники, которые избегнут Суда Великого Господнего, ибо озарятся лица их подобно солнцу.’” Навтанович, “Книга Еноха,” 3.228-231.
10 Навтанович, “Книга Еноха,” 3.231.
11 Навтанович, “Книга Еноха,” 3.231.
12 “И более не будет им ни труда, ни болезни, ни скорби, ни ожидания невзгод, ни тягот, ни ночи, ни тьмы; свет великий будет для них всегда.” Навтанович, “Книга Еноха,” 3.231.
13 Навтанович, “Книга Еноха,” 3.231.
14 The Book of Bahir (ed. D. Abrams; Los Angeles: The Cherub Press, 1994) 160–61.
15 Idel, Ascensions on High in Jewish Mysticism, 80.
16 Idel, Ascensions on High in Jewish Mysticism, 81.
17 Вавилонский Талмуд, Хагига 12b.
18 Idel, Ascensions on High in Jewish Mysticism, 75.
19 Отрывок из Книги Зогар также говорит о семи столпах, на которых держится творение. Зогар I.231 повествует следующее: “Рабби Иосия начал свою речь с цитаты ‘Когда его основания были утверждены?’ (Иов. 38, 6). Этот стих был произнесён Святым, да будет Он благословен, потому что когда Он сотворил мир, Он сотворил его на столпах – семи столпах мира, как сказано: ‘Она утвердила семь столпов’ (Прит. 9, 1). Но никому не известно, на чём утверждены эти семь столпов, потому что это глубочайшая тайна, самая сокровенная из всех.” I. Tishby, The Wisdom of the Zohar: Anthology of Texts (3 vols.; London: The Littman Library of Jewish Civilization, 1994) 2.571. Далее в Книге Зогар камень основания творения, стоящий в центре мира и представляющий из себя основу любой вещи или дела, определяется как “основание и поддержание мира” и описывается как семиочитая сущность: “Прииди и виждь. Семь очей у этого камня, как сказано: на одном камне семь очей (Зах. 3, 9).” Tishby, The Wisdom of the Zohar, 2.572.
20 Idel, Ascensions on High in Jewish Mysticism, 75.
21 M. Knibb, The Ethiopic Book of Enoch: A New Edition in the Light of the Aramaic Dead Sea Fragments (2 vols.; Oxford: Clarendon Press, 1978) 2.100.
22 О посредническом служении Еноха см.: A.A. Orlov, The Enoch-Metatron Tradition (TSAJ 107; Tübingen: Mohr/Siebeck, 2005) 59–70.
23 Йозеф Милик считал, что звание “Писец Праведности” может быть соотнесено с арамейским термином )+#wq rps. См. J. Milik, The Books of Enoch (Oxford: Clarendon, 1976) 191. В свою очередь Джордж Никельсбург соотносит этот титул с арамейским выражением )+#wq yd rps. G. W. E. Nickelsburg, 1 Enoch I: A Commentary on the Book of 1 Enoch, Chapters 1–36; 81–108 (Hermeneia; Minneapolis: Fortress, 2001) 65.
24 J.C. VanderKam, The Book of Jubilees (2 vols.; CSCO 510–11, Scriptores Aethiopici 87–88; Leuven: Peeters, 1989) 2.28.
25 Idel, Ascensions on High in Jewish Mysticism, 85.
26 Об ангеле Метатроне в преданиях см.: D. Abrams, “The Boundaries of Divine Ontology: The Inclusion and Exclusion of Metatron in the Godhead,” HTR 87 (1994) 291–321; P. S. Alexander, “The Historical Setting of the Hebrew Book of Enoch,” JJS 28–29 (1977–1978) 156–180; idem, “3 (Hebrew Apocalypse) of Enoch,” 1.223–315; H. Bietenhard, Die himmlische Welt im Urchristentum und Spätjudentum (Tübingen: Mohr/Siebeck, 1951) 143–160; M. Black, “The Origin of the Name Metatron,” VT 1 (1951) 217–219; M.S. Cohen, The Shicur Qomah: Liturgy and Theurgy in Pre-Kabbalistic Jewish Mysticism (Lanham: University Press of America, 1983); J. Dan, “The Seventy Names of Metatron,” в: J. Dan, Jewish Mysticism. Late Antiquity (2 vols.; Northvale: Jason Aronson, 1998) 1.229–34; idem, The Ancient Jewish Mysticism (Tel–Aviv: MOD Books, 1993) 108–124; J. R. Davila, “Of Methodology, Monotheism and Metatron,” The Jewish Roots of Christological Monotheism: Papers from the St. Andrews Conference on the Historical Origins of the Worship of Jesus (eds. C. C. Newman, J. R. Davila, G. S. Lewis; SJSJ, 63; Leiden: Brill, 1999) 3–18; idem, “Melchizedek, the ‘Youth,’ and Jesus,” The Dead Sea Scrolls as Background to Postbiblical Judaism and Early Christianity: Papers from an International Conference at St. Andrews in 2001 (ed. J. R. Davila; STDJ, 46; Leiden: Brill, 2003) 248–74; W. Fauth, “Tatrosjah-totrosjah und Metatron in der jüdischen Merkabah-Mystik,” JSJ 22 (1991) 40–87; C. Fletcher-Louis, Luke-Acts: Angels, Christology and Soteriology (WUNT, 2/94; Tubingen: Mohr/Siebeck, 1997) 156; Halperin, The Faces of the Chariot, 420ff; M. Hengel, Studies in Early Christology (Edinburgh: T&T Clark, 1995) 191–194; I. Gruenwald, Apocalyptic and Merkavah Mysticism (Leiden: Brill, 1980) 195–206; M. Himmelfarb, “A Report on Enoch in Rabbinic Literature,” SBLSP (1978) 259–69; M. Idel, “Enoch is Metatron,” Immanuel 24/25 (1990) 220–240; idem, The Mystical Experience of Abraham Abulafia (tr. J. Chipman; Albany: SUNY, 1988) 117–19; C. Kaplan, “The Angel of Peace, Uriel-Metatron,” Anglican Theological Review 13 (1931) 306–313; S. Lieberman, Ny(yq# (Jerusalem, Bamberger, 1939) 11–16; idem, “Metatron, the Meaning of his Name and his Functions,” Appendix to Gruenwald, Apocalyptic and Merkavah Mysticism, 235–241; R. Margaliot, Nwyl( yk)lm (Jerusalem: Mossad Harav Kook, 1964) 73–108; Milik, The Books of Enoch, 125–35; G. F. Moore, “Intermediaries in Jewish Theology: Memra, Shekinah, Metatron,” HTR 15 (1922) 41–85; C. Mopsik, Le Livre hébreu d’Hénoch ou Livre des palais (Paris: Verdier, 1989) 28ff; C. R. A. Morray–Jones, “Transformational Mysticism in the Apocalyptic-Merkabah Tradition,” JJS 43 (1992) 1–31, особ. 7–11; A. Murtonen, “The Figure of Metatron,” VT 3 (1953) 409–411; H. Odeberg, “Föreställningarna om Metatron i äldre judisk mystic,” Kyrkohistorisk Årsskrift 27 (1927) 1–20; idem, 3 Enoch, or the Hebrew Book of Enoch, 79–146; idem, “Enoch,” TDNT 2.556–560; A. Orlov, The Enoch-Metatron Tradition; Schäfer, The Hidden and Manifest God, 29–32; G. Scholem, Jewish Gnosticism, Merkabah Mysticism, and Talmudic Tradition, 43–55; idem, Kabbalah, 377–381; idem, Major Trends, 43–55; idem, “Metatron,” Encyclopaedia Judaica (Jerusalem: Keter, 1971) 11.1443–1446; idem, Origins of the Kabbalah, 214–15; A. Segal, Two Powers in Heaven: Early Rabbinic Reports about Christianity and Gnosticism (SJLA, 25; Leiden: Brill, 1977) 60–73; G.G. Stroumsa, “Form(s) of God: Some Notes on Metatron and Christ,” HTR 76 (1983) 269–288; L.T. Stuckenbruck, Angel Veneration and Christology (WUNT 2/70; Tübingen: Mohr/Siebeck, 1995) 71ff; I. Tishby, The Wisdom of the Zohar, 2.626–632; G. Vajda, “Pour le dossier de Metatron,” Studies in Jewish Religious and Intellectual History Presented to A. Altmann (eds. S. Stein and R. Loewe; University of Alabama Press, 1979) 345–354; E.E. Urbach, The Sages. Their Concepts and Beliefs (2 vols.; tr. I. Abrahams; Jerusalem, 1975) 1.138–139; 2.743–744; E. Wolfson, Through a Speculum that Shines: Vision and Imagination in Medieval Jewish Mysticism (Princeton: Princeton University Press, 1994) 113, 334; idem, “Metatron and Shicur Qomah in the Writings of Haside Ashkenaz,” Mysticism, Magic and Kabbalah in Ashkenazi Judaism (eds. K. E. Groezinger and J. Dan, Berlin – New York: Walter de Gruyter, 1995) 60–92.
27 Термин “мир” (Mlw() как часть титула этого ангела обозначает здесь всё творение. Петер Шефер отмечает, что в раввинистической литературе “владыкой мира” называется ангел, поставленный над всем творением. В число его обязанностей входит молитва вместе со всей землёй о пришествии Мессии, а также похвала Богу за Его творящую деятельность. P. Schäfer, Rivalität zwischen Engeln und Menschen: Untersuchungen zur rabbinischen Engelvorstellung (SJ, 8; Berlin: Walter de Gruyter, 1975) 55.
28 О Енохе как “владыке мира” по изложению Второй книги Еноха см.: A. Orlov, The Enoch-Metatron Tradition (TSAJ, 107; Tübingen: Mohr/Siebeck, 2005) 159–161.
29 Игорь Тантлевский замечает, что в Третьей книге Еноха (3 Ен. 8) Енох-Метатрон обладает качествами, которыми, согласно трактату Хагига 12a, Вавилонского Талмуда, и Авот де Рабби Натан A 27:43, мир был сотворён и поддерживается. И.Р. Тантлевский, Книги Еноха (Москва-Иерусалим: Гешарим, 2000) 185.
30 Idel, Ascensions on High in Jewish Mysticism, 88.
31 О текстах и переводах материалов связанных с традицией Шиур Кома см: P. Schäfer, with M. Schlüter and H. G. von Mutius., Synopse zur Hekhalot-Literatur (TSAJ, 2; Tübingen: Mohr/Siebeck, 1981); M. Cohen, The Shicur Qomah: Texts and Recensions (TSAJ, 9; Tübingen: Mohr/Siebeck, 1985); P. Schäfer et al., Übersetzung der Hekhalot-Literatur (TSAJ, 17, 22, 29, 46; Tübingen: Mohr/Siebeck, 1987–1995).
32 Одно из таких описаний можно найти в 9-й главе Третьей книги Еноха (Synopse §12), где описывается преображение тела Еноха-Метатрона, которое приобретает исполинские размеры, соответствующие миру в длину и в ширину: “Я увеличился и рос в размере до тех пор, пока не совпал с миром по долготе и широте. Он дал вырасти на мне 72 крылам, 36 с одного боку, и 36 с другого, и каждое крыло могло закрыть весь мир….” Alexander, “3 Enoch,” 1.263.
33 Навтанович, “Книга Еноха,” 3.231.
34 Навтанович, “Книга Еноха,” 3.231.
35 “Отвечал же Мефусалом отцу своему Еноху: ‘Что угодно глазам твоим, отец? Да приготовим еду (из того) для тебя. И да благословишь дома наши и сыновей своих, и всех домочадцев своих, и прославишь людей своих, и после этого уйдешь.’ Енох же ответил сыну своему, говоря: ‘Знай, чадо, что с тех пор, как умастил меня Господь елеем славы своей, и вострепетал я, не услаждает меня пища, и не хочется мне (ничего) из земных блюд. Но позови братьев своих и всех домочадцев наших, и старейшин народа, дабы говорил с ними, и (после) отойду.’” Навтанович, “Книга Еноха,” 3.226–227.
36 Навтанович, “Книга Еноха,” 3.226–227.
37 Хачатурян, “Книга Eноха,” 51–52.
38 H.S. Kvanvig, Roots of Apocalyptic: The Mesopotamian Background of the Enoch Figure and of the Son of Man (WMANT, 61; Neukirchen-Vluyn: Neukirchener Verlag, 1988) 188.
39 Джон Коллинз замечает, что “функция Еноха как носителя откровения… становится более понятна, если мы проведём параллель с Энмедуранки. Шумерский царь был допущен в небесный совет, и ему были показаны тайны, благодаря чему и были созданы таблицы небесных явлений и приёмы дивинации.” J.J. Collins, Seers, Sybils and Sages in Hellenistic-Roman Judaism (SJSJ, 54; Leiden: Brill, 1997) 45.
40 Слав. Ахузань.
41 Milik, The Books of Enoch, 114.
42 “И было: когда говорил Енох сыновьям своим и князьям народа, услышали все люди его и все близкие его, что призывает Еноха Господь, и, посовещавшись, сказали: ‘Идем и приветствуем Еноха.’ И собралось до двух тысяч мужей, и пришли на место Азухан, где был Енох и сыновья его, и старейшины народа, и приветствовали Еноха, говоря: ‘Благословен ты у Господа, Царя Вечного, ныне же благословил ты людей своих и прославил (их) перед Господом, ибо тебя избрал Господь, чтобы поведал (о творении его) и отнял грехи наши.’ Отвечал же Енох людям своим, говоря: ‘Слушайте, чада мои. Сначала, когда всего не было, прежде, чем появилось все творение, создал Господь мир сотворенный, и после этого создал все творение свое, видимое и невидимое, и после всего этого создал человека по образу своему, и дал ему глаза видеть, и уши слышать, и сердце желать, и ум решать.’” (краткая редакция). Навтанович, “Книга Еноха,” 3.228–229.
43 N. Deutsch, Guardians of the Gate: Angelic Vice Regency in Late Antiquity (Brill’s Series in Jewish Studies, 22; Leiden: Brill, 1999) 99.
44 Трактат Авода Зара Вавилонского Талмуда описывает Метатрона как учителя душ, умерших во младенчестве:“Что делает Бог в четвёртой четверти? Он восседает и наставляет детей в школе, как сказано: кому должно преподавать знание, и кому должно разъяснять извещение? Тем, кто не впитал это с молоком. Но кто их будет обучать? Если угодно, можно сказать, что Метатрон, или, что Бог творит это, как и многое другое. И что Он делает на ночь? Если угодно, можно сказать, то же, что и днём, или можно сказать, что оседлав светлого херувима, он мчится по восемнадцати тысячам миров. Поэтому и сказано: Божиих колесниц мириады ....” I. Epstein, Soncino Hebrew-English Talmud. Avodah Zarah (London: Soncino, 1935-52) 3b.
45 Глава 48 Третьей книги Еноха (Synopse §75) отсылает к сходной традиции: “Метатрон восседает (Nwr++m b#wy) по три часа каждый день на высшем небе и собирает все души умерших в материнской утробе и младенцев, умерших на материнской груди, и школьников пред троном славы, и рассаживает их вокруг себя по классам, отрядам и группам, преподаёт им Тору и премудрость, агаду и предание, и завершает изучение свитком Закона, как сказано: ‘Кому нужно преподавать знание, и кого наставлять в предании. Тем, кто впитывают это с молоком, а затем тем, кто отняты от груди.’” P. Alexander, “3 (Hebrew Apocalypse of) Enoch,” The Old Testament Pseudepigrapha (ed. J.H. Charlesworth; New York: Doubleday, 1985 [1983]) 313; P. Schäfer, with M. Schlüter and H. G. von Mutius, Synopse zur Hekhaloth-Literatur (TSAJ, 2; Tübingen: Mohr/Siebeck, 1981) 36–37. Сходное предание мы находим также в Алфавите рабби Акивы. См. S. A. Wertheimer, Batei Midrashot (2 vols.; Jerusalem: Mossad Harav Kook, 1950–53) 2.333–477.
46 Значение Метатрона как вождя душ отразилось также в загадочном отрывке из Книги Зогар (II.161b), где описывается таинственный ангельский служитель, отвечающий за души: “Всё человечество, ещё прежде его вхождения в этот мир, всё присутствовало в своей стати и обличье, как если бы оно уже было в мире, в едином хранилище, где все души в мире уже облечены обличьем. И когда время наступает для них быть ниспосланными вниз в мир, Святой, да будет Он благословен, вызывает особого служителя, которого Он, Святой, да будет Он благословен, поставил отвечать за все души, нисходящие в мир. Он говорит ему: Ступай и приведи мне дух такого-то. В этот самый миг названная душа приходит, облекается в обличье мира сего, и служитель представляет душу Царю Святому. Святой, да будет Он благословен, беседует с душой и уверяет её, что нисходит она в мир для того, чтобы изучать Тору …. А кто живёт в мире и не изучает Тору для того, чтобы приобрести знание о Нём, лучше для него было бы вовсе не появиться на свет – потому что только для изучения Торы Святой, да будет Он благословен, сотворил человека в этот мир.” I. Tishby, The Wisdom of the Zohar (3 vols.; London: The Littman Library of Jewish Civilization, 1989) 2.744–745. Близкие рассуждения можно найти в трактате Авода Зара Вавилонского Талмуда и Книге Чертогов (Сефер Хейхалот) где также говорится о фундаментальной важности изучения Торы и воспроизводится мотив ангельского кормчего всех душ.
47 Интересно, что Бамидбар Рабба 12:12 описывает Метатрона как отвечающего за души праведных, отданных во искупление грехов Израиля: “Рабби Симон изъяснил: когда Святой, да будет Он благословен, велел Израилю поставить Скинию, то когда эта Скиния была воздвигнута, другая Скиния возникла в высоте. Это скиния Отрока (r(nh Nk#m) имя которому Метатрон, и он возносит ввысь души праведных, чтобы заступиться за Израиль во дни его изгнания.” Midrash Rabbah (10 vols.; London: Soncino Press, 1961) 5.482–3.